*Biofantasy*: Te Deum. (Троица)

За окном шумела вьюга. В этот год зима выдалась на редкость снежной. Дворники не успевали справляться со столь обильными осадками, поэтому сквозь лужайку перед вторым корпусом больницы была проложена только одна узенькая тропинка. Она соединяла главную проходную со входом в приёмный покой. Сейчас в свете фонарей по ней двигалась процессия врачей и медсестёр, рабочий день которых был закончен. В здании остались только дежурные санитары, да пара докторов, на случай если с кем из больных случится припадок.
Алексей первый раз смотрел вслед уходящим домой людям без зависти. Вот уже два года он находился здесь, но завтра всё должно измениться. Наконец-то, за четыре долгих месяца, в течение которых он не глотал таблетки, что полагались ему по мнению докторов, у него появился реальный шанс покинуть больницу. Нужно было всего лишь выбрать удобный момент, когда его подвезут к Центру, а потом чуть-чуть везенья и… Мысли о свободе сопровождались приятным посасыванием под ложечкой. "Вот оно и начинается - думал он - то, что виделось во сне, моё высшее предназначение. Нет, я не сумасшедший, они поймут это, просто не смогут не понять. Вчера опять было видение, оно как будто предупреждало о чём-то… Да какая сейчас разница. Теперь у меня впереди много городов, стран… В них миллионы людей, которые жаждут принять меня. И я приду к ним, и постучу каждому в сердце. Они услышат, не все конечно, но те, что услышат, будут со мной…" От радужных мыслей его отвлекло окно, которое почему-то начало расплываться и пульсировать. Отвернувшись от окна, Алексей понял, что тоже самое происходит и с другими предметами в палате. Мало того, она вся медленно, но верно начинала вращаться по кругу и куда-то проваливаться. Вдобавок ко всему, резко стемнело.
"Что со мной - успел подумать он, на ощупь пробираясь к постели - я не могу ни на чём сосредоточиться, странно, ведь сегодня мне не дали даже обычных дежурных таблеток. А эта отдельная палата? Зачем Николаю Васильевичу понадобилось просить о моём переводе сюда… И то видение, что же в нём было? Кажется… сок… апельсиновый сок… стакан апе…" Сознание отключилось, Алексей спал.

Николай Васильевич Кирюшин был среднего роста мужчиной, но отличался крупной комплекцией. В свои сорок пять лет, он успел стать доктором медицины, а заодно главврачом большого нейрохирургического центра, при Военно-медицинской академии, которую в молодости и закончил, получив диплом психиатра. По распределению, Николай Васильевич попал на Северный флот, где худо-бедно отслужил десять лет. Потом судьба подбросила шанс вернуться в Питер, которым он и поспешил воспользоваться. Этот самый шанс привёл его в Центр, проработав в котором ещё около восьми лет, Кирюшин занял место заведующего отделением психиатрии. Но на этом его карьера не остановилась. Один из бывших сокурсников выбился в министры здравоохранения, а очень скоро, Николай Васильевич возглавил весь Центр. Нельзя сказать, что он возглавил его не заслуженно, или что Николай Васильевич был плохим специалистом… Нет, это был обычный человек, который звёзд с неба не хватал, но к своим обязанностям относился вполне добросовестно, за что его коллеги без сомнения уважали.
Кирюшин никогда не считал для себя зазорным задерживаться допоздна на работе, даже наоборот, ему казалось, что при таком поведение, его авторитет должен непременно расти. Как там было на самом деле нам не известно, да и не важно это… Важно то, что сегодня он засиделся на работе необычно, даже для него, долго. Каждый знает, что дела имеют свойство, либо практически отсутствовать, либо появляться как из рога изобилия. Сейчас как раз и был тот период, когда дел было невпроворот, поэтому и приходилось сидеть допоздна, рискуя вообще остаться на всю ночь в больнице. Но даже такая перспектива не особенно сильно пугала Николая Васильевича, ведь как бы то ни было, у него свой кабинет, в котором имелось всё что нужно не сильно избалованному человеку, начиная с письменного стола и кофе, заканчивая большим чёрным кожаным диваном и зубной щёткой. -
Ну вот, теперь можно и кофеёчку испить - произнёс Кирюшин в пустоту. Надо отметить, что привычка говорить с самим собой, была у него давно, где и когда он её подцепил, было неизвестно, зато многие не раз становились свидетелями того, как он пытался от неё избавиться. Ни к чему хорошему эти попытки не приводили, даже наоборот, когда ему удавалось путём неимоверных усилий сдерживать себя и не озвучивать свои мысли вслух в течение нескольких дней, то становился Николай Васильевич необыкновенно резок и необходителен. А ещё, по-видимому, от нервного перенапряжения, на третий день резко подскакивало давление, что было в первую очередь сильно неприятно ему самому. Поэтому в последние годы таких попыток не предпринималось, ну и правильно, к этой его особенности все быстро привыкали, а некоторые даже старались перенимать, пытаясь таким образом понравиться своему начальнику