*Biofantasy*: Наблюдатель (Троица)

Иван открыл глаза. Было ровно восемь часов утра. Он всегда просыпался в это время. Были и исключения, но они случались так редко, что их можно и не принимать в расчёт. Тяжело вздохнув и потянувшись, старик прислушался к своему телу. Сегодня на удивление самочувствие не оставляло желать лучшего. Ничего особо сильно не болело, даже спина во время потягивания не отзывалась резкой болью, только ноги слегка затекли, но это пустяк. В восемьдесят с лишним лет ты понимаешь, что онемевшие поутру ноги - это такая ерунда…
Иван поднялся с постели и, шаркая, побрёл в туалет справить естественную нужду и умыться, после чего направился на кухню готовить завтрак. Медленно поставил на плиту сковородку, плеснул немного масла и разбил туда два яйца. В окно падали лучи рассветного солнца, весёлыми зайчиками разбегались по стенам, полу да той простенькой мебели, которую и мебелью-то можно было назвать лишь с большой долей иронии.
"Ну, какая уж есть, такая и есть…" - вслух произнёс он и чиркнул спичкой, чтобы зажечь под чайником газ.
Я жил с ним в маленькой однокомнатной квартире, на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома хрущёвской эпохи. Район был хороший, прямо под боком находился парк Сосновка, а до метро "Удельная" всего десять минут пешком. Старик в свои восемьдесят три года остался совсем один. Пятнадцать лет назад умерла жена, а ещё через пять лет и сын, который не оставил отцу даже внуков. Помню, когда только сын женился, Иван, лёжа в постели с женой, всё ей нашёптывал: "Вот видишь, Маня, жизнь мы с тобой не зря прожили, сына на ноги поставили, а скоро, глядишь, внуки пойдут. Будем с ними нянчиться…" Маня отвечала, что действительно так всё, жизнь была тяжёлая, но сдюжили, войну пережили, страну восстановили… А теперь сынок её любимый подарит ей внучку, и будет она молодым помогать, так как от него, деда, в этом деле помощи не дождёшься, с ним самим надо носиться, словно с дитём несмышлёным… Но ошиблась Маня, ошибся Ваня, не порадовал их сын ни внучкой, ни внуком. Не было у молодых детей. Бывает так. Горевали молодые, горевала старость, а потом смирились, не впервой им было с жизнью мириться. Так и доживал дед свои годы в окружении фронтовых друзей и воспоминаний.
"Эх ты ж чёрт, чуть яичницу не сжёг… - проворчал на себя старик. - Совсем я старый стал, огонь убавить забыл да в окошко загляделся, дурень…"
После завтрака Иван оделся потеплее. На улице было лето, но в последние годы ему даже в жару становилось зябко, поэтому в дело пошло пальто, старые осенние ботинки и шерстяная клетчатая кепка. В правую руку взял палку, без которой уже никуда из дома не выходил, а в левую - шахматную доску, и пошёл в Сосновку к друзьям-товарищам.
До места добрался минут за двадцать пять. У нормального здорового человека на этот путь ушло бы и десяти, но старость не радость, дошёл и слава Богу.
- Привет, Палыч, отыгрываться пришёл? - обратился к нему такой же старикан, уже сидевший на скамейке и гревшийся на солнышке.
- Пришёл, пришёл… Да ты токо не шибко радуйся, тебе вчера просто повезло… Ну ничего, сегодня я уж точно выиграю.
- Это конечно, всенепременно… - усмехнулся тот. - Как же это так, ты, да проиграешь? Енто мы щас быстро мне мат вкатим… Давай садись, расставляй фигуры.
Два старика были давно знакомы, ещё во вторую мировую вместе в окопах сидели, а когда война закончилась, так и остались друзьями. Много всего у них в жизни было, а сейчас остались ветеранские встречи по праздникам да шахматы с воспоминаниями по будням.
Они сели за специально сооружённые столики, расставили фигуры и погрузились в игру, разбавляя её иногда высказываниями по типу: "Помнишь, мы тогда с тобой в сорок первом…"
Тем временем, соседние столики и скамейки потихоньку заполнялись. Сюда приходили такие же как и они пенсионеры, отдавшие свою юность и зрелость стране, которой уже не было. Никому не нужные, доживающие свой век на подачки от другой страны, которые гордо именовались пенсией. Здесь все друг друга знали. Кто-то приходил сюда играть в шахматы, кто-то "забить козла", а кто-то просто посидеть или выпить по маленькой за наступившее утро, которое всё чаще наступало не для всех. Некий стихийно образовавшийся клуб для пожилых людей, где основными темами были прибавка к пенсии, растущая квартплата, политика проклятых демократов и, конечно же, та далёкая пора, когда были они все молодыми, тискали девок, защищали родину от врагов… Не защитили, не уберегли. Не было у них больше родины. Ах, если б не старость, не немочь… Вот тогда… Расстрелять всех ворюг-чиновников, продавшихся Западу, отнять у богатых добро и разделить между всеми… Но нет, не могли уже… И слава Богу. Не мне переубеждать их, пусть каждый останется при своём мнении, не в этом суть.
Наступало обеденное время. Иван успел сыграть несколько партий, а теперь собирался идти домой. Он сложил шахматы, надел кепку, попрощался со всеми и тихонечко направился к дому. Я пошёл вместе с ним. Удачно преодолев дорогу, отделяющую парк от городской застройки, мы спустились с горочки и шли по тропинке между домами к его парадной, до которой оставалось всего метров сто. Здесь я тихо опустил сзади руку на его плечо и голосом Маши сказал: "Ваня, пора…" Старик остановился, его лицо вытянулось, а губы начали хватать воздух. В груди появилась необыкновенная тяжесть, как будто на неё обрушили бетонную балку. Правая рука выронила палку и судорожно пыталась попасть в карман пальто, где лежали таблетки. Прошло ещё две секунды, и всё было кончено. Только какой-то мальчик, игравший поблизости с собакой, побежал к открытому окну на первом этаже с криком: "Мама! Мама! Иди сюда, здесь дедушке плохо!" Я пошёл за ним, как всегда никем не видимый. Как всегда сзади за левым плечом.
Троица